Часть 1 (страницы 1-55) книги бывшего губернатора Баку Александра Новикова, переизданная Вадимом Арутюновым (ИАПС «Антитопор») в Таганроге в 2015 году (изд-во «Веда», 120 стр., 500 экз. — ISBN 978-5-9906287-0-0.).

Часть 2 (страницы 56-120) — https://aga-tribunal.info/novikov-1905-2/

О книге — на сайте «Антитопор». В июле 2015 г. в Ереване состоялась презентация книги.

Автор книги А. Новиков — публицист и общественный деятель, в 1902 — 1904 годы был городским головой в Баку. Во время революции 1905 года, находясь в городе Баку, стал очевидцем кровавых событий, которые в научной публицистике получили термин «армяно-татарская резня». На сегодняшний день тема кровавых столкновений в Закавказье в начале XX века не получила должного исследовательского внимания, что в свою очередь служит поводом для подлогов и фальсификаций, искажений фактов. Будучи очевидцем, автор рассказывает, как армяне города подвергались резне. Подчеркивает образы гонцов и гонимых. Приводит также
и показания других свидетелей, жителей Баку разных национальностей. Труд Александра Новикова — уникальный вклад в историю событий минувших лет, который поможет пролить свет и перевернуть взгляд на армяно-татарскую резню в Баку 1905 года.

---

Ред. AGA-Tribunal.info: важно прочитать всю книгу, однако «эпиграфом» к ней можно поставить вывод, к которому пришёл сам автор, бывший губернатор Баку Александр Новиков (на странице 87):

1.  Кровавая бойня в Баку — результат прави­тельственной провокации.

2.  Бакинские власти своим безразличным отно­шением к погрому и убийствам поддерживали в му­сульманах уверенность в том, что им все дозволено.

3.  Бакинские власти способствовали организа­ции погрома и планомерному действию громил не только словами, но и делом.

4.  Бакинские власти взяли себе на помощь тех невежественных и прямолинейных адептов панис­ламизма, которые в избиении армян усмотрели первый шаг к осуществлению своих панисламических идеалов.

---

Вадим Арутюнов

Предисловие

Это тот самый случай, когда в народе говорят: «Бог послал». Иначе не скажешь. Мы, живущие в XXI веке, все чаще сталкиваемся с азербайджанской пропагандистской машиной о зверствах, якобы имевших место со стороны армян начала XX века в Баку в отношении азербайджанцев. Например, в 1905 году, во время трагического эпизода, именуемого в истории «армяно-татарской резней». Нынче в Баку по этому случаю ставятся монументы «жертвам геноцида азербайджанцев», устроенного якобы армянами; тратятся огромные средства на подготовку сфальсифицированных материалов и дальнейшего их распространения.
Если верить официальному Баку, «армяно-татарская резня» 1905 года считается лишь началом «геноцида азербайджанцев» и краеугольным камнем всех остальных последующих «геноцидов» этого народа (1918, 1989-1890 гг.).

Книга, которую вы держите в руках, уникальна сама по себе. А о существовании вряд ли кто-то догадывался в Баку. Но все тайное становится явным.
Автор этих строк совершенно случайно наткнулся на объявление в интернете, в котором человек продавал раритеты из собственной библиотеки. Среди них оказалась и эта книга.

Переиздание столь ценной работы не заставило себя долго ждать. Тем более в феврале 2015 года исполнилось 110 лет со дня тех страшных событий в Баку. И вот она, правда, у вас в руках. И весьма своевременно.

Итак, перед вами книга бакинского городского экс-головы (занимал эту должность в 1902-1904 гг.) Александра Ивановича Новикова, изданная им осенью 1905 года. Название книги условное, так как титул отсутствовал. Было предложено использовать название, основанное на принятом наименовании описываемых в книге событий, — «Армяно-татар­ская резня (1905-1906)». Однако я был категориче­ски с этим не согласен по той причине, что сами события лишь условно называются «армяно-татар­ской резней», да и сам автор, словно предвидев ход истории, наотрез отказался называть бакинскую резню 1905 года «армяно-татарской резней». По словам А. Новикова, события можно было так наз­вать, если бы в резне принимали участие как армя­не, так и татары. Но жертвы одни. И эти жертвы — армяне.

Примечательно, что вы держите в руках не просто книгу, а самый настоящий документ о кровавых собы­тиях в Баку 6-9 февраля 1905 года. Этот труд основан на свидетельских показаниях, переданных в комис­сии Бакинской адвокатуры и Тифлисского городского самоуправления, рассказах очевидцев, а также на непропущенных цензурой письмах, заметках и статьях (как сообщает автор в предисловии).

В приложении помещены списки свидетелей с указанием рода занятий и национальности (всего 105 свидетелей: армяне, мусульмане, русские, французы, немцы, грузины, поляки, евреи); резолюции Бакин­ской адвокатуры, XX съезда нефтепромышленников, Биржевого комитета, Биби-Эйбзтских инженеров, ми­тингов 13 и 16 февраля 1905 года.

Между тем, пока истина была где-то рядом, азер­байджанские источники продолжали врать о событи­ях февраля 1905 года. Приведу один пример научного сотрудника института истории Академии наук Азер­байджанской Республики Мустафы Назима. Заранее оговорюсь, что Мустафа Назим, как и большинство его коллег по Академии наук АР, не приветствует независимые источники. Каждый из «азербайджан­ских научников» полагается на собственное вообра­жение. И вот одно из доказательств этого.

«В начале февраля 1905 года в Баку, после убий­ства армянами одного азербайджанца в центре города, начались массовые беспорядки, названные в прес­се того времени «армяно-мусульманской резней». Равнодушное отношение администрации Царской России к резням, совершенным террористическими вооруженными отрядами армянских политических партий «Дашнакцутюн» и «Гнчак», способствова­ло расширению масштаба резни, в скором времени беспорядки охватили и город Иреван» [1].

Первое, что приходит в голову непосвященному в тему читателю, что армяне уничтожали мусульман. Поспешу сообщить, что «мусульманами» в начале XX века именовали себя предки современных азербай­джанцев, т.к. на то время народ еще не обзавелся эт­нонимом. Что касается «армянской террористической организации», то, по всей видимости, Мустафа Назим понятия не имеет что является террором, каковы формы террора и, главное, что сам термин был введен в обиход лишь с 60-х годов прошлого столетия. Ина­че говоря, Варфоломеевскую ночь и Сицилийскую вечерню можно с успехом назвать террором. Тем не менее в информационной войне все средства хороши. Даже лживые.

А теперь, собственно, вернемся к самой книге.

Первый и последний раз издание А. Новикова вы­шло в свет аккурат через полгода после представлен­ных в книге событий в 1905 году. Но из курса исто­рии нам известно, что события возобновились еще и в 1906-м. И на этот раз с участием представителей армянского движения «Дашнакцутюн» [2]. Нам не из­вестно, писал ли А. Новиков о событиях 1906 года. Однако события 1905 года, описанные им, пролили настолько ясный свет на происходящее, что каковой бы ни была правда о событиях в Баку уже в 1906-м, из книги А. Новикова мы имеем четкое представле­ние того, как и почему в 1906 году оказались в Баку представители дашнакских движений. В книге Нови­кова опубликовано письмо дашнаков, которые еще за год до 1906-го предупреждали в открытом письме гу­бернатора Баку Михаила Накашидзе о том, чтобы он положил конец резне армян. В случае неповиновения дашнаки обещали войти в Баку и защитить армян го­рода. Наступившее перемирие хоть и сопровождалось братанием, длилось недолго. В этом же году властям дважды удалось спровоцировать погромы. И лишь са­моотверженные действия отрядов самообороны спас­ли армянское население Баку от полного физического уничтожения. Весной 1905 года дашнаки решили дей­ствовать и вошли в город. За организацию резни руко­водство дашнакской партии приняло решение казнить М. Накашидзе. А позже, 11 мая, Драстамат Канаян (Дро) привел приговор в исполнение, бросив бомбу в карету генерал-губернатора.

Но почему это случилось? Почему именно с армя­нами и в Баку? Александр Новиков объясняет при­чину сложившихся обстоятельств в своей ценной ра­боте. Автор этих строк лишь позволит себе немного аналитики.

Одной из главных причин резни армян 1905-1906 гг. в Баку, кроме приведенных А. Новиковым объяс­нений, послужили зависть к предпринимательской деятельности представителей армянского народа, сре­ди которых было достаточное количество нефтепро­мышленников. Нельзя не учитывать армянофобию и антисемитизм, процветавший в конце XIX — начале XX вв. на территории Российской империи. Именно в это время жертвами царского произвола стали сот­ни евреев Кишинева и других городов России в 1903 году. «Масло в огонь подлили» и армянские студенты Одессы, вышедшие на массовые митинги в защиту евреев, которые, рискуя жизнью, не побоялись вы­сказаться режиму [3]. Как сообщает источник, самыми ярыми антисемитами и армянофобами тех лет были черносотенцы, искавшие любой повод, чтобы навре­дить евреям и армянам. А в центре внимания был из­начально не Баку, а Тифлис. К примеру, главноначальствующий Кавказской администрации, генерал от инфантилии князь Григорий Голицын, едва приступив к своим обязанностям в Тифлисе, стал в этом городе резко сокращать численность чиновников-армян, за­менив их мусульманами, пообещав, что «единствен­ным армянином в Тифлисе будет чучело армянина в Тифлисском музее» [4]. Таким же антисемитом и армянофобом слыл черносотенец Василий Величко, кото­рого нонче любят цитировать в Азербайджане. Проис­хождение армянского народа Величко рассматривал в аспекте армяно-еврейского этногенеза. Индоевропей­скую генеалогию армян отметал изначально. На науку тех лет, где «есть прямое указание словаря Брокгауза и Эфрона на то, что армяне — «отрасль иранской груп­пы индоевропейского племени», Василий Величко от­вечал не мудрствуя: «Все врут словари и календари. Особенно писаемые и издаваемые евреями» [5].

Итак, задуманной резни армян в Тифлисе, к сча­стью, удалось избежать. По словам А. Новикова, в виду большого числа армянского населения этого города. Зато злодеяние к армянскому населению осу­ществилось в Баку. Достаточно удобное и прибыль­ное место в отличие от Тифлиса. Да и армянского на­селения в разы меньше. Однако дабы «умыть руки»,

царская власть решила воплотить идею резни армян руками закавказских татар — самого неграмотного на­селения региона того периода. В IV главе настоящей книги автор пишет:

—  Зачем вы убиваете армян? — был первый вопрос мой при встрече с татарами.

— Они бунтовщики, — отвечали все без исключения опрошенные мною татары.

— Да вам-то что? Ведь не против вас бунтуют.

—  Они хотят своего государя, а потом нас душить будут.

-Да кто это вам сказал, что армяне своего государя хотят? Ведь это неправда.

—  Полиция говорит и другие русские. Говорят, гу­бернатор получил секретную бумагу от царя — бить армян-бунтовщиков…

— Да за что?

— А за то, что они будут бить нас, татар, если мы не соединимся с ними вместе и не будем бунтовать.

В книге часто автор намекает на главного «массо­вика-затейника» — царя. Имея в виду Николая И. Но кровожадными «козлами отпущения», как и планиро­валось царской властью, стали закавказские татары.

Информационно-познавательное сообщество «Ан­титопор» [6] и впредь будет выпускать в свет редкие из­дания (каковые в мире уже исчисляются в единицах), как эта книга, которую вы держите в руках. Считаю, что работа А. Новикова не должна была и не имела право пылиться на полке в наши сложные времена. В   условиях   информационно-образовательной войны книга давно перешла из разряда чтива в самое настоящее оружие. И только вооруженный знаниями человек может успешно одолевать информационного врага. Армянская история не нуждается в нападении. Нападают те, кто чувствует скудость своего прошло­го и старается обогатиться за счет соседних, более богатых культурой и историей народов. Армянам же важно уметь защищаться в информационной войне. И книга в таких случаях лучший щит.

P. S. Стилистические шероховатости и погрешно­сти, которые вы наверняка ощутите, читая текст, объясняются тем, что он архаичен. Я надеюсь, что нам удалось соблюсти баланс между аутентичнос­тью текста XIX века и его адаптацией к восприятию сегодняшнего читателя.

1 URL: кМр://1905.аг/ги/массовая-резня-совершенная-армянами/#тоге- 703.

2 «Армянское революционное содружество». Одна из старейших армянский политических партий, создана в 1890 г. в Тифлисе,

3 Аурон Яир. Сионизм и геноцид армян. СПб.: Symposium, 2012. С 196.

4 Амфитеатров А. Армянский вопрос. СПб., 1906. С. 52.

5 Величко В. Кавказ. Русское дело и международные вопросы / Политическая роль церкви и армянская программа. Гл. X. 1904.

6 antitopor.com

От автора

Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как в г. Баку разыгралась кровавая драма, ужаснувшая и приведшая в негодование весь цивилизованный мир. Виновник ее, русская самодержавная бюрократия, прикован к позорному столбу нелицеприятным обще­ственным мнением. Под давлением этого последнего правящие сферы признали необходимым разыграть одну из тех жалких комедий, к которой они уже не раз прибегали с целью «успокоить» взволнованные умы и «умиротворить» возмущенные сердца: в Баку назначена сенаторская ревизия для выяснения «ис­тинных» причин февральской бойни. Какая это будет «ревизия» и к чему приведет назначенный над бакин­скими властями «суд» — суд приказный, тенденциозно «скорый», неправый по отношению к пострадавшим и всегда милостивый лишь к наемным убийцам и их преступным до мозга костей вдохновителям — наперед известно. Верить в «добрые намерения» опозорен­ной по всем линиям, изолгавшейся до пес plus ultra , оскандалившейся на весь мир и отмеченной печатью Каина бюрократии; надеяться на справедливость вер­ных адептов политики бараньего рога и ежовых рука­виц; думать, что питомцы того разбойничьего гнезда, которое приютилось в столице и носит имя сената, за­хотят добровольно наложить руку на себя и на своих присных — по меньшей мере наивно…

Имеющиеся у меня под руками материалы, рисую­щие истинную картину бакинских событий, выстав­ляют в таком позорном свете поведение местных вла­стей сверху донизу, что представить эти документы на суд общественного мнения является, как мне кажется, делом безусловно необходимым: ведь «правитель­ственное расследование» запрячет их, без всякого со­мнения, под сукно или же в лучшем случае придаст им такую окраску, при которой правые окажутся обя­зательно виноватыми и наоборот.

Читать эти материалы отдельно (за исключением некоторых) вряд ли будет интересно для так называ­емой широкой публики. Поэтому я буду пользоваться ими как иллюстрациями в тексте этой книжки. Объяс­ню только наперед, откуда они взяты и что представ­ляют собою.

Это, прежде всего, не пропущенные цензурой пись­ма, заметки и статьи как описательного, так и объяс­нительного характера. Затем — ряд письменных пока­заний очевидцев, показаний, которые были переданы, во-первых, в комиссию, организованную бакинской адвокатурой, и, во-вторых, в комиссию при тифлис­ском городском самоуправлении: обе эти комиссии поставили себе целью собирать материал, необходи­мый для всестороннего и возможно объективного рас­следования причин бакинской резни. Далее — речи и резолюции, прочитанные на митингах, имевших ме­сто в Баку 13, 14, 15 и 16 февраля. Наконец, рассказы, переданные мне устно или же записанные лично для меня очевидцами тех ужасов, которые творились в Баку в течение четырех дней.

1905 г. Апрель.

I

Восьмого февраля на имя католикоса всех армян была отправлена из Баку следующая телеграмма:

«Третий день в городе идет организованная резня армян татарами: убитых уже несколько сот, раненых очень много. Губернатор с первого дня заявился бес­сильным противодействовать. Войска расхаживали простыми зрителями. У многих армян отобраны ре­вольверы; татары же свободно убивали кругом. Но­чью в город прибыли татары окрестных селений. С рассветом начался погром магазинов и убийства. По­ложение самое критическое».

Это лаконическое известие скрывает за собой це­лую трагедию. «Организованная резня армян татара­ми»… «Войска расхаживали простыми зрителями»… «Губернатор заявился бессильным противодейство­вать»… «У армян отобраны револьверы»… «Татары свободно убивали кругом»… Тут намечены все штри­хи той ужасной картины, которую представлял г. Баку в памятные для Кавказа февральские дни: русская бю­рократия постаралась увековечить свою преступную деятельность на скрижалях освободительного дви­жения в России таким блестящим подвигом, который едва ли когда-нибудь исчезнет из памяти потомства…

Нужно ли описывать шаг за шагом все те бесчин­ства, подлости и зверства, которые творились в Баку с 6 по 9 февраля включительно? Русское общество за последние годы, и в особенности за последние меся­цы, было свидетелем стольких ужасов, что трепать лишний раз и без того уже порядком издерганные нер­вы россиян подробным изложением кровавых сцен в Баку нет, по-моему, никакой надобности. К чему? Раз­ве кровавые призраки Кишинева не продолжают по-прежнему волновать совесть нашу? Разве избиение младенцев в Саратове, Курске и Пскове не лежат и по сей день тяжелым укором на душе русского обывате­ля? А декабрьское побоище в Москве? А историче­ские январские дни в Петербурге?.. Нет, надо беречь нервы для ближайшего будущего. Переживаемый нами исторический момент требует громадного нап­ряжения душевных сил. Их надо беречь. Ведь завтра же мы можем, мы должны будем стать лицом к лицу с еще более ужасными майскими… июньскими… быть может, сентябрьскими днями.

Отказываясь «смаковать» не только всю бакинскую трагедию, но и отдельные, наиболее «сенсационные» эпизоды ее, я все же считаю не лишним познакомить читателя с некоторыми характерными моментами этой трагедии, характерными для тех выводов, к кото­рым естественно и необходимо должен будет прийти всякий беспристрастно настроенный читатель.

* * * * *

Убийства начались шестого февраля. К вечеру это­го дня в городскую больницу было доставлено уже несколько десятков раненых и убитых армян. Замечу, кстати, что вообще за все время бойни убитых было несравненно больше, чем раненых. Да и понятно почему: нападающие были хорошо вооружены, стре­ляли часто почти в упор, не жалели боевых снарядов, не щадили намеченную жертву; подвергающиеся на­падению, наоборот, почти сплошь были безоружны, не знали, где и когда настигнет их вражеская пуля, не имели никакой возможности защищаться и потому, как снопы, валились то под градом ружейных и ре­вольверных выстрелов, то под ударами кинжала или бейбута . Выстрелы и удары в спину, из-за угла, сзади, вдогонку — и не один выстрел, не один удар — где же тут мечтать о спасении, отделаться легкой раной!

Что происходило на улицах Баку на другой день, 7-го, и на третий день, 8-го, — об этом можно соста­вить себе представление по следующему рассказу од­ного из очевидцев.

«6-го вечером, — пишет он, в 7 часов я пошел к знакомому врачу на углу Базарной и Азиатской улиц, где застрял вследствие начавшейся на улицах стрель­бы. На другой день, 7-го, встав в 8 часов утра и услы­шав спокойные уличные голоса, я решил, что опас­ности нет, открыл окно и стал смотреть на улицу. До 10 часов все было спокойно. Лавки (здесь были почти все татарские лавки) открыты. Торговля шла обычным порядком. Вдруг, точно по сигналу, все лавки сразу стали закрываться, началась бешеная беготня татар, которые принялись убивать армян, бывших на базаре.

Жестокое избиение продолжалось до часу дня; за­тем после перерыва оно началось снова. Между про­чим, был убит и наш повар, смотревший с крыши на все происходившее на улицах. Труп его свесился с крыши над нашим окном. К полудню пришел неболь­шой отряд солдат, несколько околодочных , и приеха­ла повозка, на которую складывали трупы убитых ар­мян. Я открыл окно и крикнул, чтобы вошли во двор и взяли убитого повара. Когда труп был снят, я об­ратился с вопросом к солдатам: нельзя ли проводить меня на Воронцовскую улицу. Солдат, произведший на меня впечатление человека, потрясенного собы­тиями, заявил: «Я сам не понимаю, что это творится. На улицах совершается что-то ужасное, мы не сумеем вас защитить, так как армян убивают прямо на наших глазах, а нам стрелять не велено».

Я, подумавши, что солдат говорит глупости, дог­нал уходившего из ворот околодочного надзирателя (грузина) и стал просить его проводить меня. Он по­советовал, как мне показалось, совершенно искренне, остаться, говоря, что в квартире безопаснее, чем на улице, так как толпа свободно подстреливает армян, а войскам не приказано стрелять. Я выразил удивление: «Неужели вы не стреляете даже тогда, когда убийства совершаются на ваших глазах?» «Нет, стрелять не приказано», — было ответом. Я просто не верил своим ушам и обратился к другому околодочному надзира­телю (русскому). Он, растерянный и крайне смущен­ный, ответил то же самое, увещевая меня не выходить на улицу, и все повторял: «Не понимаю, не понимаю, что все это значит». Затем он прибавил: «Хотите, мы вас проводим, но не ручаюсь, что вы не будете уби­ты». Я должен был остаться. Считаю необходимым прибавить, что вообще как в этот день, так и на сле­дующие дни на улицах полиции совершенно не было видно.

Стрельба на улицах и убийства продолжались с 3 часов дня до 12 ночи.

На следующий день, 8-ixt, залпы начались с ран­него утра. Слышен был дикий рев разъяренной тол­пы; на улицах появилась масса татар. Около 9 часов утра начали громить мануфактурный магазин, кажет­ся, Минаса Егиазарова (на углу Базарной и Азиатской улиц); толпа татар ворвалась в магазин и стала выта­скивать оттуда товары.

Появился пристав. Войдя в магазин, он очень спо­койно смотрел на зрелище до тех пор, пока все товары не были расхищены. В начале разгрома у магазина по­явился один из влиятельных в городе богатых татар, который, по-видимому, воодушевлял толпу; затем, когда разгром закончился, пристав вышел из магази­на, велел притворить двери и вместе с этим самым богатым татарином направился вверх по Азиатской улице. Спустя полчаса толпа вновь ворвалась в мага­зин и стала вытаскивагь из него товары, по-видимому, хранившиеся в складах. Между громилами завязалась ссора: они отнимали друг у друга награбленное доб­ро, кричали и топтались на месте. Тогда откуда-то появился старик городовой с лопатой, которой он стал разнимать дерущихся. Вся толпа направилась вверх но Азиагской в ту сторону, куда двинулся и пристав с богатым татарином.

К концу разгрома магазина, когда около него оста­валось человек 100-150 громил, подъехал верхом гу­бернатор с сотней казаков. Приблизившись к толпе, казаки очень осторожно врезались в нее, не поднимая даже плетей. Губернатор остановился перед магази­ном. При этом никто из громил не был задержан. На середине Базарной улицы, когда послышался топот подъезжающих казаков, стояло человек 40 татар с револьверами, из которых они стреляли в различных направлениях. Губернатор с казаками врезался в эту толпу. Толпа спокойно расступилась и стала по обе стороны казаков, причем татары не старались даже спрятать револьверы. Постояв некоторое время, губернатор с казаками уехал, а громилы с оружием в ру­ках принялись снова за убийства.

По отъезду губернатора, приблизительно через чет­верть часа, толпа стала громить на Базарной площади маленькую мануфактурную лавочку. Товары выносили и складывали тут же на тротуар. Опять подъехали каза­ки и остановились перед магазином, а громилы на виду у них преспокойно стали делить между собой добычу, растаскавши ее довольно быстро во все стороны.

«В час дня все успокоились (вероятно, татары пош­ли обедать). По просьбе знакомого адвоката за мной были присланы 8 человек солдат, и я под конвоем отправился к нему. По дороге нам попадалась масса татар, стрелявших в людей и в магазины. С 5 часов пальба стала раздаваться залпами. Сбалкона было видно и слышно, как татары давали залпы то в бани «Фантазия», то в близлежащие дома. Увидевши при­ближающийся с Парапета взвод казаков, мы выбежа­ли на балкон и стали громко звать их на помощь.

Казаки сначала приблизились, но затем повороти­ли обратно, хотя они не могли не слышать нас. Че­рез некоторое время на углу Воронцовской улицы и Парапета появился полицмейстер с пожарной коман­дой. В стороны около бани «Фантазия» и соседних домов на расстоянии 10-15 домов от полицмейстера шел страшный разгром и пальба. Мы стали кричать полицмейстеру. Последний послал двух казаков в сто­рону разгрома. Казаки поехали туда шагом, постоя­ли несколько мгновений у разрушенного дома, затем вернулись спокойно назад и вместе с полицмейстером скрылись из виду

В 7 часов вечера вспыхнул пожар на углу Ворон­цовской и Церковной улицы в доме Бабаджанова, а также в соседнем с ним доме. Послышались ужасные крики и стоны. Дома трели всю ночь, татары гро­мили. С их стороны до нас доносились залпы, дикие крики «ура!». На плоских крышах соседних домов и вокруг пожарища татары плясали и пели под звуки азиатской музыки. Все это я наблюдал с заднего бал­кона и чердака. Стрельба из берданок все усилива­лась. В 12 часов ночи давали залпы и по нашему дому; нам пришлось попрятаться по углам. Ночью один рус­ский, безбоязненно сообщавшийся с татарами и про­изводивший впечатление шпиона, предупредил нас, что дом наш обречен на сожжение; но мы не могли выбраться никуда, так как среди нас были больные и дети.

На следующее утро мы покинули город и пересели­лись на пароход Восточного общества в сопровожде­нии конвоя, выхлопотанного доктором Родионовым при содействии знакомого ему жандармского генерала Грязнова. Нас было от 40 до 50 человек в сопро­вождении 10 солдат с ружьями. При появлении татар с револьверами солдаты кричали, что будут стрелять, и татары отступали. Недалеко от квартиры губернато­ра, против дома Арамянца, стояла целая банда татар — человек 80 с берданками» [1].

Я нарочно выбрал из серии имеющихся у меня аналогичных показаний именно этот простой, объек­тивный рассказ интеллигентного очевидца. Несмот­ря на эпический тон рассказчика, печальная новость эта, мне кажется, хорошо воспроизводит весь ужас тех переживаний, которые волею судей и всевласт­ной бюрократии выпали на долю бакинцев. Ружей­ные залпы вперемежку с криками «ура!» и звуками азиатской музыки, разгром магазинов под командою «властей предержащих», зарево пожара, поглощаю­щего десятки ни в чем не повинных жизней, банды хорошо вооруженных убийц-добровольцев и убийц наемных, лужи крови на улицах и площадях, тру­пы на тротуарах, трупы на возах, трупы во дворах, на крышах, в комнатах, а рядом, тут же, — спокойно разъезжающие и разгуливающие патрули из казаков и солдат с твердо заученным девизом «стрелять и вмешиваться не велено»; городовые, разгоняющие с чисто идиллическою безмятежностью «лопатой» толпу громил; полицеймейстер, хладнокровно про­езжающий мимо разграбливаемого дома; и, наконец, сам помпадур , верхом на лошади, в сопровождении конвоя, делающий смотр «цареву войску» и словно любующийся творением рук своих, — все это, чита­тель, не цитата из «Тысячи и одной ночи», не плод растерзанного воображения, а сама живая, подлин­ная действительность. Все это совершалось в фев­рале месяце тысяча девятьсот пятого года в Баку и не только на Базарной и Церковной, а и на других улицах, площадях и в переулках этого злополучного города, имеющего несчастье находиться под скипет­ром и державой русского императора…

Минуя целый ряд других описаний, повторяю­щих, дополняющих или же варьирующих только что приведенный типичный рассказ, я остановлюсь все­го лишь на двух эпизодах: на разгроме дома Бабад-жанова, Лазаревой и Лалаева. Тут поведение громил было настолько возмутительно и бесчеловечно, а по­ведение властей отличалось таким беспросветным цинизмом, что умолчать об этих фактах положитель­но нет сил.

Дома Бабаджанова и Лазаревой стоят (вернее сто­яли) рядом на Церковной улице. 8-го, на третий день погрома, подле домов этих собралась огромная толпа громил. Им сказали что здесь, в квартирах Адамова и Тумаева, хранятся ружья и патроны армянского рево­люционного комитета — утверждение, замечу кстати, совершенно ложное, чисто провокационного характе­ра. Сначала толпа пыталась силою ворваться в дом и обстреливала с улицы осажденных. Но вот, что гово­рит один из очевидцев:

«Видимо, осажденных было много, потому что из окон, где они засели, сыпался град пуль на осаждав­ших, и они вынуждены были отступить. Но потом кому-то из осаждаемых пришла сатанинская мысль: огнем извести осажденных. И вот через несколько минут мы увидели, как к домам Лазаревой и Бабад­жанова стали подносить нефть и керосин и плескать ими на окна и двери здания. Некоторые громилы за­лезли на крышу и оттуда поливали здание кероси­ном. А выстрелы и сверху и снизу все гремели, не переставая.

Спустя полчаса с того времени, как мы пришли на Церковную, у дома Бабаджанова мы увидели под окнами нечто вроде большого костра, а затем в окна здания стали лететь горящие головни… но дом все не загорался…

Сверху слышались едва долетавшие до уха крики отчаяния: «спасите, помогите!», гремели выстрелы, на которые тысячная толпа отвечала диким ревом…

Но и выстрелы, и крики о спасении, и рев толпы бесследно тонули в воздухе. И не обратили на себя внимания гулявшей по Губернской и Воронцовской улицам полуроты солдат и разъезжавшей здесь же полусотни казаков…

Жутко становилось за судьбу осажденных.

Господи, думалось, хоть бы десяток солдат присла­ли…

Но… мало-помалу костер у дома Бабаджанова раз­горался все более и более, окутывая густым дымом все здание; становилось темно, и татары просили нас уйти домой.

Пришлось подчиниться. Придя домой, я лишь ча­сов в 9 увидел зарево пожара над домом Бабаджанова. Три часа потребовалось, чтобы поджечь этот дом. Но ни залпов казенных магазинок, ни грохота и звона по­жарной команды не было слышно.

Судьба — злая, бессердечная судьба — видимо, об­рекала 40 несчастных жертв, заключенных в осажден­ном доме, на медленную мучительную казнь.

Как говорят очевидцы, только после 12 часов ночи громилы могли беспрепятственно войти в дом Бабаджанова, потому что только к этому времени за­щитники этого дома были перебиты или задохлись от дыма…

На другой день, 9 февраля, мы вдвоем с артистом М. отправились утром осматривать место погрома.

Подходим к месту ночного пожарища. Картина по­грома производит прямо удручающее впечатление…

Становилось дурно, когда мы заглянули в комнату, в которой было заживо сожжено 19 человек…» [2].

Едва ли менее трагична участь хозяев и жильцов дома Лалаева. Этот огромный дом, в несколько эта­жей, со множеством магазинов, расположен в татар­ской части города, на так называемой Шемахинке, и занимает чуть ли не целый квартал. Мне привелось его видеть несколько дней спустя после погрома. Пе­чальное, не поддающееся описанию зрелище! Полу­разрушенная и полуобгоревшая молчаливая громада красноречиво свидетельствовала о тех бесчинствах и зверствах, которые творились здесь 9 февраля на про­тяжении целых пятнадцати часов. Пятнадцать часов разнузданная толпа татар-хулиганов громила, разру­шала, жгла, грабила и убивала безбоязненно, как бы сознавая, что она делает «справедливое», угодное русскому царю и его ставленникам дело! Пятнадцать часов взывали обитатели дома Лалаева к помощи, об­ращались за нею по телефону к родным, знакомым, полицеймейстеру и губернатору. Пятнадцать часов! За это время — при желании — можно было бы доста­вить скорым поездом из Тифлиса два батальона сол­дат на помощь осажденным. Но помощь не пришла. Она не могла прийти, она не должна была прийти, чтобы план кампании, предпринятой русским прави­тельством против армян, удалось выполнить, соглас­но правилам той «высшей политики», которая на зна­мени своем выставляет хорошо испытанный девиз: Divide et impera! [3].

У меня имеется несколько показаний, рисующих с фотографическою точностью историю дома Лалаева и его обитателей. Вот наудачу два небольших отрывка из двух различных показаний.

Очевидец пишет:

«Заметив, что вокруг дома Балабека Лалаева — из окна нашей квартиры виден фасад его дома — ходят вооруженные шайки, очевидно, задумывающие что-то недоброе, мы по телефону ночью переговарива­лись с влиятельными армянами и мусульманами, предупреждая о грозящей опасности и прося о воору­женной помощи. Отовсюду нас успокаивали, говоря: «пусть не беспокоятся, с Лалаевыми ничего не будет». Известие это, переданное Лалаеву, несколько успоко­ило и самих Лалаевых, и его жильцов. Ночь с 8-го на 9-е прошла спокойно».

Но вот, продолжает очевидец: «На утро 9-го, с 8:30 часов дом Лалаева окружается. Мы видим лишь часть толпы. Человек 50 вооружены берданками и револь­верами, остальная масса безоружная. Тотчас телефо­нируем знакомым. Они докладывают (по телефону же) губернатору и другим властям. Толпа прибывает, среди нее заметны русские босяки. Вскоре к 10 часам к перилам балкона приставляются лестницы. Во всех окнах появляются татары; оказывается, что ворота уже разбиты и толпа проникла в дом. Начинается раз­гром и грабеж. Устанавливается живая цепь, члены которой быстро уносят разграбленное из дома во все части города. Уверенность, что ничто не помешает грабежу, до того велика, что погром совершается в ужасающем порядке. В довершение всего появляются четыре вооруженных казака и останавливаются перед разграбливаемым домом. Из наших окон видны лишь контуры их неподвижных фигур. Они стоят долгое время, затем исчезают.

Как только начинается погром, я телефонирую. «Квартира губернатора». — «Кто говорит?» — «Адъ­ютант Его Сиятельства». — «Прошу к аппарату Его Сиятельство. Начался погром дома Лалаева. Необ­ходима скорейшая помощь. Достаточно 10 казаков, чтобы разогнать толпу». — «Его Сиятельство сейчас занят. Войска и казаки разосланы по городу, нет ника­кой возможности прийти на помощь». — «Позвольте, немыслимо, чтобы не нашлось 10 казаков, которые, как я узнал только что, конвоируют частные русские семьи и семьи должностных лиц, коим не грозит опасность». На это мне бурчат что-то неразборчивое, и дается отбой прямо в ухо.

Вот зловещие клубы тяжелого сизого дыма начи­нают парить над домом — подожгли. Телефонирую.

«Центральная! Дайте скорее 61». — «Телефон пожар­ной команды не действует.. .» [4].

Да, а тем временем, пока «Его Сиятельство» был чем-то очень «занят», а телефон пожарной команды «не действовал», в доме и подле дома Лалаева проис­ходили, между прочим, такого рода сцены.

Предоставляю слово другому очевидцу.

«В половине первого, перед тем как идти домой, в переулке возле дома Лалаева мы услышали выстрелы.

Бросились туда — и там на наших глазах произведе­на была ужасная бойня: семь человек внутри подва­ла и один снаружи были перерезаны и расстреляны в какие-нибудь пять минут…

Ужас ухватил мою душу, и я скорее спешил уйти домой. Но только что отошли мы шагов 200 вниз от дома Лалаева, как видим: из дома Лалаева со стороны Кубинки вышла группа татар, кольцом окружая и за­щищая Лалаева с женой…

Толпа ревела и наседала на кучку защитников Ла­лаева. Через головы их над головами Лалаева сверка­ли кинжалы, слышались выстрелы…

Но все же Лалаев подвигался вперед…

Вдруг… кольцо защитников разорвалось… Разда­лись выстрелы. Лалаев, подстреленный, упал и по­полз на четвереньках. Жена бросилась к мужу и сво­им телом загородила его от убийц.

Но из их рядов раздалось еще до двадцати выстре­лов прямо в спину женщины, и она, всплеснув рука­ми, опрокинулась навзничь…

Передаю увиденное с точностью фотографическо­го аппарата» [5].

Лалаевы, Адамовы, Тумаевы… — все это люди бо­гатые, известные в г. Баку; и потом смерть настигла их при исключительно трагических обстоятельствах. Вот почему они и попали в печать; вот почему мно­гие из очевидцев, с которыми мне лично пришлось беседовать, особенно подробно останавливались на описании участи именно этих людей. Но ведь гро­мадное большинство пострадавших — бедняки, без­вестно явившиеся в свет, безвестно влачившие свое существование, безвестно покончившие все счеты с жизнью. Рабочие, мастеровые, ремесленники, мелкие лавочники, приказчики, мелкие конторские служащие — вот главный контингент тех жертв, которые погиб­ли на улицах и площадях Баку в позорной памяти в варфоломеевские дни. Большая часть их даже не за­регистрирована в полицейских списках убитых и ра­неных. Были люди — и не стало их, к большей славе русской короны…

1 Показание Н. X.

2 Из не пропущенной цензурой статьи О. С. (русский).

3 Разделяй и властвуй!

4 Из показания X. С. (журналист).

5 Из не пропущенной цензурой статьи О. С.

II

Как же все это могло случиться? Где причина? Кто виноват?

Я уже сказал, что общество ответило вполне опре­деленно на все эти вопросы, причем наиболее довер­чивая, чтобы не сказать большая, часть его убеждена, что «беспристрастная» сенаторская ревизия должна будет только санкционировать голос общественного мнения и наказать невинных. Как характерна эта вера для благодушного россиянина, все еще не теряющего надежд на то, что правда должна прийти к нему обя­зательно «сверху» и непременно при посредниче­стве всевозможных «комиссий», «ревизий», «особых совещаний» и «высочайших рескриптов»! Который раз уже суровая действительность разбивает в прах подобные иллюзии, доказывая самым неопровержи­мым образом, что из бюрократического Назарета ни­чего путного выйти не может. Но мы продолжаем все сентиментальничать и надеяться, сегодня же забывая о том, что случилось вчера, и мало чему научаясь из истории для завтрашнего дня…

Можно теперь же сказать, что сенаторская ревизия в Баку придет к тем именно результатам, которые напе­ред продиктованы ей «подлежащими сферами» и кото­рые уже нашли себе соответствующую формулировку в печатных заявлениях бакинской администрации и в корреспонденции официального органа «Кавказ». Охотно допускаю, впрочем, что в целях «успокое­ния взволнованных умов» ревизия свалит всю ответ­ственность за бакинскую катастрофу на какого-нибудь несчастного «стрелочника» или в лучшем случае на «помощника начальника станции», а «инженеры-стро­ители», как всегда, останутся целы и невредимы. Мне в Петербурге говорили, что назначенный для ревизии сенатор Кузьминский в этом именно смысле и намерен повести все дело. В добрый час!..

В газете «Кавказ» от 16 февраля была напечатана следующая телеграмма бакинского губернатора кн. Накашидзе на имя министра внутренних дел:

«Злонамеренные лица, забывшие честь и совесть, распространили сенсационный слух, глубоко оскор­бительный для всякого человека, о причинах во­оруженного столкновения армян с татарами в Баку. Вопрос о восстановлении истины имеет жизненное значение. Усерднейшим образом ходатайствую об расследовании этого дела через комиссию компетент­ных лиц разных ведомств и представителей печати. Исполнение просьбы сочту за особое внимание за мою долголетнюю службу».

Этот грозный, преисполненный «благородного негодования» окрик бакинского помпадура служил, между прочим, ответом и на письмо, адресованное ему Центральным комитетом армянской революцион­ной партии «Дашнакцутюн». Вот это письмо:

«Милостивый Государь! Кровавые события, разы­грывающиеся в течение последних дней, наводят нас на мысль, которая становится нашим убеждением, что во всей пролитой крови виновным являетесь Вы и подчиненная Вам полиция. Не находя нужным при­водить доказательства преступного Вашего поведе­ния, стоившего жизни десяткам невинных лиц, Цен­тральный комитет армянской революционной партии «Дашнакцутюн», прежде чем приступить к выполне­нию лежащей на нем священной обязанности — явить­ся в защиту невинных жертв карающей десницей всех явных и тайных преступников, считает не лишним поставить Вас в известность, что если кровопролитие не будет прекращено всеми средствами, Вам доступ­ными, то Вы отвечаете собственной кровью и не од­ной Вашей кровью».

Копии с этого письма отправлены были вице-гу­бернатору и полицеймейстеру для принятия к сведе­нию.

Угроза была слишком определенна; не отклик­нуться на нее сейчас же не представлялось никакой возможности, тем более что обвинение, так резко формулированное Центральным комитетом партии «Дашнакцутюн», отражало в себе полностью мнение не только бакинского общества, но и населения дру­гих городов Кавказа. И вот власти откликнулись. В газетах появились письма губернатора, полицеймей­стера, приставов — письма объяснительного и оправ­дательного характера.

Случилось то, что случается всегда в подобных историях: власти объясняли, оправдывались, свалива­ли вину друг на друга, инсинуировали, взывали к «че­сти и совести» людей «благонамеренных», проливали крокодиловы слезы и лгали, лгали без конца, а отвечать им, изобличать их за редкими исключениями, да и то путем полупрозрачных намеков и невнятного лепета — оказывалось невозможным «по независящим обстоятельствам». Так, например, бакинский поли­цеймейстер кап. Деминский напечатал в «Бакинских известиях» от 15 февраля обширное письмо в редак­цию, в котором, между прочим, есть следующие лю­бопытные строки:

«Народ и пресса ропщут, обвиняя меня в том, что войска, находясь будто бы в моем распоряжении, своевременно не употребили силу оружия против нападающих; что я, будучи снабжен законом и влас­тью прекратить зверства бунтовщиков, усмирить их, водворить в городе спокойствие и предоставить безо­пасность мирным жителям, чуть ли не потворствовал бесчинству и спокойно переживал ужасные дни брато­убийственной распри…

Как я, так и чины вверенной мне полиции во все время беспорядков делали все, что могли, не остав­ляли улиц города, поминутно подвергая жизнь свою опасности…

Баку справедливо требует беспристрастной оцен­ки действий всех должностных лиц, коим надлежит ведать спокойствие и безопасность города и во время прийти на помощь; не менее желаю этого и я, так как это единственно верный путь к реабилитации моего имени и к устранению тяжелых и незаслуженных уко­ров по моему адресу и вверенной мне полиции…»

Поместивши это письмо, редакция «Бакинских из­вестий» сделала к нему такого рода примечание: «По независящим от редакции обстоятельствам мы лише­ны возможности сказать что-либо по поводу письма г. бакинского полицеймейстера». Ну разумеется! Ведь «независящие обстоятельства» не существуют только для господ губернаторов, полицеймейстеров и их спе­циальных корреспондентов, которым предоставляет­ся полная свобода лгать, — лгать во всю, с вдохновени­ем, лирическим пафосом и напускным негодованием на людей, «потерявших честь и совесть», как это сде­лал «собственный корреспондент» газеты «Кавказ», представивший причины бакинской катастрофы в следующем свете:

«В течение последних дней в гор. Баку совершенно неожиданно разыгрались события, размер и послед­ствия которых пока еще трудно определить… По горо­ду носится масса самых невероятных слухов и сплетен, распространяемых лицами, заинтересованными в сму­тах. .. Как теперь можно считать несомненным, среди татар и армян давно уже тлела национальная вражда, которая пока находила себе выход в мелких, подчас со­вершенно обыкновенных столкновениях, и лишь собы­тия последних лет ускорили ход дела. Иначе трудно объ­яснить смысл разыгравшейся на наших глазах трагедии.

В половине января два армянина-солдата, пресле­дуя убегавшего арестанта-татарина, при задержании его нанесли последнему несколько колотых (т. е. про­изведенных с близкого расстояния) ран, от которых тот по дороге в тюрьму умер. Насколько именно при­менение штыков было вызвано необходимостью, пока еще не установлено; но местное татарское население почти поголовно стало обвинять армян-солдат в пред­умышленном убийстве. Толчок накипевшей злобы был дан, терпение татар подверглось жестокому ис­кушению, но пока дело обошлось благополучно…

6  февраля в Баку на площади один армянин из лич­ных расчетов тяжко поранил местного состоятельно­го татарина. Эта последняя капля переполнила чашу. Возмущенное таким поступком татарское население, со свойственной восточной народности пылкостью и неудержимостью, дало исход давно накопившейся национальной вражде… Почти в одинаковой степени обе враждующие стороны оказались хорошо воору­женными, в особенности огнестрельным оружием — берданками и револьверами…

Нечего и говорить, что с первого же момента столкновения и полиция, и войска немедленно приня­ли деятельное участие в подавлении беспорядков…

7 февраля все наличные войска Баку были целый день не евши на улицах и совершенно выбились из сил. Гу­бернатор с утра лично разъезжал по городу, появ­лялся во всех многолюдных местах, где происходила стрельба, и лично распоряжался усмирением буй­ствовавших. Но беспорядки неудержимо, стихийно распространились уже по всему городу, и уже скоро оказались бессильны и войска: по малочисленности они не могли разбиваться на большое число отдель­ных отрядов, а крупными единицами могли охранять крайне малую часть города.. .» [6].

Пусть читатель не сетует на то, что ему пришлось потратить несколько минут на прочтение этой поли­цейской литературы. Перед ним встала во всей своей красе та самая «правда», которую обязана будет под­твердить сенаторская ревизия, если только она сумеет удержаться на высоте своей миссии.

Итак, администрация г. Баку непосредственно и при помощи своих корреспондентов утверждает, что:

1)  народ и пресса ропщут и обвиняют ее в попус­тительстве и содействии громилам совершенно неос­новательно;

2)  она делала все от нее зависящее, чтобы поло­жить конец бесчинству убийц и грабителей;

3)  полиция и войска «выбились из сил», прини­мая деятельное участие в подавлении беспорядков и «поминутно подвергая жизнь свою опасности»;

4)   губернатор лично распоряжался усмирением буйствовавших;

5)  обе враждующие стороны были одинаково хо­рошо вооружены, в особенности огнестрельным ору­жием;

6)  армяне сами не раз подавали повод к кроваво­му столкновению с татарами, подвергая их терпение «жестокому искушению»;

7)  причиною бакинского погрома нужно считать национальную вражду между гагарами и армянами; и что, наконец,

8) только люди, потерявшие честь и совесть, могут думать и рассуждать обо всем случившемся в Баку 6-9 февраля иначе — несогласно с контекстом дум и рас­суждений местной власти и ее вольных и невольных агентов.

Автор этой книжки считает для себя большой че­стью числиться в рядах той обширной группы лиц, которых губернаторская телеграмма нагло величает «людьми, забывшими честь и совесть»; а потому он берет на себя смелость утверждать на основании фак­тических данных, что все вышеизложенные аргументы лживы в корне и что опираться на них — в интере­сах самообеления — могут только люди, не имевшие никогда ни чести, ни совести.

Оставляя пока в стороне вопрос о поведении поли­ции, войска и властей в дни погрома, я остановлюсь здесь на рассмотрении тех причин, которые, по мне­нию бакинской администрации, вызвали столкнове­ние между армянами и татарами.

«Национальная вражда», говорят власти и, чтобы придать больше весу этому аргументу, даже прибав­ляют слово «вековая». Так ли, однако, это?

Нет ничего легче, как играть пустыми, бессодер­жательными формулами: оно выходит как будто и основательно, и необыкновенно глубокомысленно. Но попробуйте влить в такую формулу определенное конкретное содержание, и несостоятельность, даже больше — бессмыслие ее выступит вполне рельефно.

На чем собственно может покоиться национальная вражда — не измышленная, не вымученная в угоду тем или иным соображениям «высшего порядка», а под­линная, реальная вражда? На столкновении и проти­воречии интересов политических, правовых, эконо­мических или религиозных.

В политическом отношении все «верноподданные» сыны Российской империи одинаково бесправны, и как армяне, так и татары в этом отношении исклю­чения не представляют. Стало быть, вопрос о поли­тическом неравенстве, как мотиве для вражды между ними, сам собою отпадает.

То же самое можно сказать и о правовом положе­нии этих народов. Армянское население Кавказа не пользуется никакими специальными льготами и привилегиями юридического характера, которые могли бы возбудить зависть или вражду в татарском насе­лении его. На государственной службе в городском самоуправлении, в торговых и промышленных пред­приятиях, в семейном быту и т. д. как армяне, так и та­тары подчинены воздействию и контролю одних и тех же, одинаково несовершенных для всех народностей России юридических норм. Уж если говорить тут о каких-либо льготах, то придется признать наличность таковых скорее для татар, чем для армян. Ну хотя бы в деле отбывания воинской повинности: мусульманское население Кавказа пока еще, не в пример всем прочим народностям этого края, освобождено от исполнения воинской повинности. Следовательно, из числа мо­тивов, которые могли бы привести к возникновению национальной розни между армянами и татарами, не­обходимо выключить и юридические мотивы.

Но, быть может, рознь эта возбуждается и поддер­живается мотивами чисто экономического характера?

Большую часть армянского и татарского населения Кавказа составляют крестьяне, занимающиеся глав­ным образом земледелием и скотоводством. Эконо­мическое положение их одинаково безотрадно: мало­земелье, крайнее несовершенство орудий и методов сельскохозяйственной культуры, частые недороды, жизнь в тесных и грязных лачужках — вот обычные недуги и мусульман, и христиан кавказских сел и де­ревень. Если населению этих сел и деревень одинако­во плохо живется, то можно ли допустить тут рознь и вражду на почве столкновения экономических инте­ресов? Тут, как мне кажется, можно говорить скорее о гармонии, чем о противоречии интересов: материальная необеспеченность и связанная с нею малокультурность, равно гнетущая как татар, так и армян, должны de facto при наличности небольшой дозы понимания своих интересов вести не к розни, а к единению. И если эта рознь действительно существует, то причины ее кроются, во всяком случае, не в противоречии эко­номических интересов, а в чем-либо другом.

Переходя к городам со смешанным населением, мы и тут найдем приблизительно то же, что и в деревнях: экономическая борьба между армянами и татарами не переваливает здесь за обычные нормы борьбы за су­ществование и ничего исключительного, способного привести к кровавым побоищам, собою не представ­ляет. В таких, например, городах, как Эривань, Елиза-ветполь, Шуша и др., торговля и мелкие ремесленные и промышленные предприятия распределяются более или менее равномерно между армянским и татарским населением их. Что касается специально г. Баку, сделавшегося ареной братоубийственной войны, то и здесь рознь между татарами и армянами меньше всего может быть объяснена мотивами экономического ха­рактера.

В Баку, как во всяком промышленном центре, «противоречие экономических интересов» сказыва­ется ярче и резче, чем в других городах Закавказья. Но ведь это противоречие «классовых», а не наци­ональных интересов! Если бы тут капиталистами, крупными промышленниками и торговцами, словом, эксплуататорами были все армяне, а эксплуатируемы­ми — татары, то мы имели бы право утверждать, что бакинская трагедия является всего лишь отдельным эпизодом в борьбе пролетариата с классом капиталистов. Но ведь это больше чем неправда. Зачем фаль­сифицировать историю, зачем прибегать к натяжкам, когда дело, как увидим дальше, объясняется гораздо проще? Миллионеры Тагиевы, Асадуллаевы и иные прочие капиталисты-мусульмане пользуются бла­гами капиталистического производства с таким же успехом, как и миллионеры-армяне. «Классы» капи­талистов и рабочих в г. Баку, как и в других крупных промышленных городах со смешанным населением, составлены из весьма разнородных этнографических и национальных единиц. Да, наконец, к чему тут те­оретизировать, когда факты говорят сами за себя: в бакинском погроме первенствующую роль играли не мусульмане-рабочие и не трудовое мусульманское на­селение самого города, а мусульмане-хулиганы, го­родские и согнанные в город из окрестных деревень организаторами погрома. Это подтверждается целым рядом свидетельских показаний, о которых речь еще впереди.

Таким образом, вряд ли мы согрешим против прав­ды, если исключим из числа причин, которые могли привести татар к кровавому столкновению с армяна­ми, причины экономического характера.

Остаются мотивы религиозные. И в самом деле, почему не думать, что «национальная рознь», на кото­рую бакинская администрация и ее защитники указы­вают как на единственную причину столкновения та­тар с армянами, что эта самая «национальная рознь» целиком обусловливается различием чисто религиоз­ного credo враждующих сторон?

История магометанского мира отмечена печатью глубокой,   фанатической   преданности   религиозной догме, считающей действительными все средства в борьбе с «неверными» (гяурами) во имя распростра­нения и укрепления идей, развиваемых Кораном. Воз­можно ведь, что и в данном случае мы имеем дело с прорвавшимся наружу религиозным фанатизмом; что, сжигая дома, громя лавки, предавая огню и мечу армян и их имущество, бакинские татары исполняли лишь свой религиозный долг, совершали нечто угод­ное Аллаху и его пророку? Все это рассуждение мне представляется романтическим праздноболтанием.

Времена воинствующего ислама прошли, особен­но для мусульманского населения Кавказа. Уж сколь­ко лет живет оно здесь бок о бок с армянами, часто в пределах одних и тех же городов, сел и деревень, а между тем никто не запомнит такого дикого проявле­ния «религиозного фанатизма», которое имело место недавно в Баку. Случались недоразумения и даже кро­вавые расправы, вызванные чувством задетой амби­ции, злобы или мести; но все это всегда носило харак­тер личностных столкновений и не разрасталось до размеров массовых побоищ.

Есть, впрочем, одно обстоятельство, которое, по-видимому, могло способствовать пробуждению в та­тарах «религиозного фанатизма». За последние годы идея панисламизма довольно усердно пропаганди­ровалась на страницах бакинской газеты «Каспий». Трудно утверждать, что пропаганда эта не оказала ни­какого влияния на возбуждение национальной — вер­нее религиозной — вражды мусульман к христианам вообще и армянам в частности. Быть может, панис­ламизм тут и сыграл некоторую роль; но, во всяком случае, роль эта должна быть очень незначительной.

И вот почему: «Каспий» — газета, издающаяся на рус­ском языке. Большинство же татарского населения безграмотно не только на русском, но и на родном языке. Круг непосредственного влияния «Каспия» и его панисламических тенденций является, таким образом, весьма ограниченным. Это во-первых. Во-вторых, если идея панисламизма, пройдя сквозь при­зму непросветленного сознания невежественной мас­сы, приобрела исключительно религиозную окраску и стала, таким образом, источником фанатической вражды к христианскому миру, поскольку последний является антиподом миру магометанскому, то совер­шенно непонятно, почему фанатизм этот в данном случае направился именно против армян, а не против вообще христианского населения г. Баку? Ведь хоро­шо известно — об этом свидетельствуют многочислен­ные показания не только частных лиц, но и местной администрации, — что ни иностранцы, ни русские, ни поляки, ни грузины, ни греки почти не пострадали в дни бакинского погрома, а если и пострадали, то со­вершенно случайно, по недоразумению, потому что убийцы принимали их за армян.

Хорошо известно, что неармяне без особенного риска для себя выходили в дни побоища на улицу, оказывая посильную помощь и всевозможные услу­ги армянам. Хорошо известно, наконец, что громи­лы, останавливавшиеся минутами в нерешительно­сти перед намеченной ими жертвой, подбодрялись со стороны криками: «Вур! Эрмяниды!», т. е. «Бей! Это армянин!». Можно ли тут говорить о «вспышке» религиозного фанатизма? Удивительный фанатизм, который действует обдуманно, с расчетом, по заранее составленному плану, отличая армян от других хрис­тиан; который закрепощает волю и затемняет созна­ние лишь определенной группы мусульман, оставляя вне своего влияния большую часть татарского населе­ния; который прекращается так же вдруг, как и начал­ся, словно по мановению волшебного жезла!

Прочитайте, пожалуйста, следующую заметку из «Бакинских известий», в которой описывается «при­мирение» враждующих сторон.

«При появлении процессии, в которой мусульман­ский казий шел рядом с армянским епископом, а из­вестные горожанам армяне шли, обнявшись с таковы­ми же мусульманами, пальба сейчас же прекращалась, раздавались крики: «ура! мир!», повсюду с балконов махали платками и радушно приветствовали прими­рителей. Тут же мусульмане обнимались с армянами и недавнишние «враги» жали друг другу руки, целова­лись и садились на откуда-то появившиеся фаэтоны, чтобы демонстративно, в знак примирения, проехать­ся по городу; улицы быстро наполнялись публикой, которая свободно вздохнула после пережитого.

Так произошло то, что при добром желании могло произойти еще дня за три».

Когда читаешь это описание, на душе подымается нехорошее, злобное чувство. Не к искренним участ­никам этой сцены, не к армянам, радостно воскли­цавшим «ура! мир!», и даже не к наемным убийцам, торжественно провозглашавшим «куртлуды!», т. е. «кончилось!», — нет, а к тем провокаторам, подстрека­телям, соучастникам в преступлении, вдохновителям

и дирижерам его, которые сделали все от них зави­сящее, чтобы создать трагедию и завершить ее таким комедийным финалом. Неужели найдется хоть один неповрежденный в уме человек, который способен поверить, будто вражда, якобы веками взращенная, фанатическая, стихийно прорвавшаяся наружу, может быть подавлена чуть ли не в полчаса, да еще при по­мощи рукопожатий и лобзаний?

Лишь только был пущен в оборот нелепый слух о «вековой, фанатической вражде» татар к армянам, как в редакцию «Бакинских известий» посыпалось мно­жество писем под общим заглавием «к мифу о наци­ональной вражде», авторы которых самым решитель­ным образом протестовали против этого голословного, тенденциозного утверждения и свидетельствовали ис­креннюю благодарность своим домохозяевам, знако­мым и соседям из татар, проявлявшим по отношению к ним всяческое внимание и трогательную заботли­вость в кровавые дни 6-9 февраля. Письма эти, наряду с тем фактом, что громадное большинство бакинских татар не принимало буквально никакого участия в по­громе, служат лучшим опровержением той клеветы, которой бакинские власти пытались прикрыть свою позорную роль в дни погрома.

Из целой серии таких писем я выбираю наудачу только два, да и то вовсе не наиболее типичных в этом отношении. Вот они.

«В доме 79 по Гаджинской улице, принадлежащем мусульманину Рустаму Гасанову, проживали во вре­мя погромов и теперь проживают следующие армяне: Аваков, Агабеков, Нерсесов, Погосов, Петросов с же­ной и двумя дочерьми, Саакянц, Аракелян и Яврумова с малолетними детьми. Все эти лица не только сами не пострадали от погрома, но и приютили, с ведома хозяина, своих знакомых и родных. Хозяин Рустам Гасанов и его сын сказали громилам, явившимся в его дом, незнакомым ему деревенским татарам, что они раньше перешагнут через трупы его и его семьи, пока доберутся до армян. Г. Гасанов все время доставлял армянам хлеб и воду и вместе со своей женою успока­ивал и утешал их. Насколько сочувственно семья г. Гасанова относилась к несчастным, может служить до­казательством то обстоятельство, что дочь г. Гасанова после перенесенных волнений и опасений за судьбу армян заболела. Где тут национальная вражда?»

«Милостивый Государь, Господин Редактор!

Мы, нижеподписавшиеся, рабочие и служащие од­ного из крупных заводов, состоящие главным образом из армян и татар, просим огласить в вашей уважае­мой газете, что ни до, ни во время и ни после позор­ных дней 7-10 февраля мы племенной вражды друг к другу не питали, а теперь, очнувшись после тяжело­го кошмара этих дней, мы чувствуем себя еще более тесно связанными лишним звеном истории и в один голос за высокочтимым Муфтием повторяем: «Наш общий враг — шейтан ». Присылаем при сем нашу посильную лепту (114 р. 20 к.) в пользу невинных жертв шейтана — без различия национальностей». (Следует 158 подписей).

И то же самое готовы подтвердить тысячи, десят­ки тысяч армян и татар, то же самое громогласно за­являли многочисленные участники митингов, имевших место в Баку в течение нескольких дней после катастрофы, то же самое отмечено на первом плане во всех резолюциях, принятых как этими митингами, так и различными общественными группами и про­фессиональными корпорациями, считавшими своим нравственным долгом высказаться о причинах бакин­ской бойни.

Итак, нет никакого сомнения, что указание на «национальную вражду» как на причину варварского погрома в Баку является со стороны бакинских вла­стей циничным фортелем, имеющим цель реабилити­ровать себя в глазах возмущенного до глубины души общества. И если бы мы пожелали сделать бакинским помпадурам и их прихвостням уступку, то должны были бы сказать следующее.

Да, возможно, что в бакинской трагедии сыграли некоторую роль и пережитки «национальной враж­ды», но вражда эта систематически подогревалась тайной и явной провокацией правительственных аген­тов. Возможно, что «фанатизм» тут и сказался, но он был искусственно поднят из тайников народной души стараниями самой бюрократии, которая в интересах самосохранения воспользовалась слабой искрой и раздула ее в страшный пожар, далеко превзошедший все ее намерения и ожидания. И это не голое обвине­ние — это факт, не подлежащий никаким сомнениям.

6 «Кавказ», 12 февраля. — Курсив мой.